Безумный корабль - Страница 3

К оглавлению

3

Она моргнула, очищая выпуклые линзы глаз, и проследила взглядом свое тело, переплетенное с телами сотоварищей. Ее алые чешуи выглядели блестящими и яркими – но, может быть, лишь по контрасту с чешуей Моолкина, вконец потускневшей. Даже вереницы ложных глаз, некогда золотые, превратились в ряды уныло-коричневых пятен. Их рассекали рваные раны… Ему требовалось обильно есть, расти и как можно скорее перелинять. Это поможет. И не только ему одному – им всем. Шривер позволила себе выразить эту мысль вслух.

– Нам требуется пища, – сказала она. – А то мы от голода становимся бездеятельными. У меня, например, уже и яда почти не осталось. Может, стоило бы вернуться на юг, где и вода теплая, и еда всегда в изобилии?

Моолкин извернулся в ее объятиях и посмотрел на нее. Его громадные глаза отливали медью: он был весьма озабочен.

– Ты тратишь на меня слишком много сил, Шривер, – укорил он ее. Он тряхнул головой, высвобождая и расправляя гриву, и она чувствовала, какого напряжения ему это стоило. Вот он встряхнул головой еще раз… в воде заклубилось тонкое облачко яда. Оно обожгло и пробудило Шривер, возвращая ей остроту восприятия. Сессурия придвинулся ближе, обвивая обоих. Все-таки он был гораздо крупней Шривер. Он жадно заработал жабрами, вдыхая яды Моолкина.

– Все будет хорошо, – попытался он утешить подругу. – Ты просто измотана. И голодна. Как, впрочем, мы все…

– Да… Измотаны мы до смерти, – устало подтвердил Моолкин. – И голодны почти до потери рассудка. Телесные нужды начинают у нас брать верх над разумом… Но послушайте меня, послушайте оба – и хорошенько запомните, что я вам скажу. Сохраните это, даже когда позабудется все остальное. Пока мы еще способны думать, мы должны оставаться здесь и разыскивать Ту, Которая Помнит. Я нутром чувствую: если обновление не произойдет и на сей раз – оно не произойдет уже никогда. Мы затеряемся, растворимся, и наш род более никогда не будет помянут ни в море, ни в небе, ни на земле…

Он медленно выговорил эти странные последние слова, и на какой-то миг Шривер почти удалось вспомнить, что они означали… Не просто Доброловище или Пустоплес… Земля. Небо. Море. Три области их владычества, некогда три сферы… чего-то. Но чего?…

Моолкин еще раз тряхнул гривой. На сей раз Шривер и Сессурия с готовностью распахнули жабры, вбирая обжигающий ток его воспоминаний. И вот Шривер взглянула вниз, на куски камня, завалившие в этом месте морское дно, и увидела, что это были обработанные блоки тесаного камня. Морские моллюски и водоросли густой пеленой покрывали то, что когда-то называлось Аркой Завоевателя. Черный, пронизанный серебряными жилами камень был едва-едва виден. Земля стряхнула его с себя, а море приняло и поглотило. А ведь когда-то – много жизней назад – она усаживалась наверху этой арки, усаживалась, хлопая могучими крыльями и затем складывая их за плечами… Она окликала возлюбленного, делясь с ним радостью, которую дарил ей свежий утренний дождик, и ярко-синий дракон торжествующе трубил ей в ответ… Было время, когда люди Старшей расы встречали ее появление цветами и приветственными криками… И этот город гляделся в ясное синее небо…

Все миновало. Все было бессмысленно. Картины невозможного прошлого разлетелись, словно обрывки сна в миг пробуждения.

– Крепитесь, – велел своим товарищам Моолкин. – Наберитесь мужества. Если нам не суждено выжить, будем по крайней мере биться до последнего! Пусть нас уничтожит веление судьбы, а не собственное малодушие! Во имя нашего племени – сохраним верность себе самим, таким, какими мы были когда-то, какими мы должны быть!

Его грива распахнулась во всю длину, она дышала ядом. Он опять выглядел вождем и пророком, тем самым, кому Шривер давным-давно отдала свою верность. Любовь к нему переполняла все ее сердце…

Дневной свет внезапно померк: Шривер подняла глаза и увидела огромную тень, проплывавшую наверху.

– Нет, Моолкин! – сдержанно протрубила она. – Наша участь не в забвении и не в смерти! Смотри!

Наверху, над ними, медленно проходил темный податель. Оказавшись над тем местом, где залегли змеи, он сбросил им пищу. Мертвая плоть стала погружаться, сносимая течением. Это были умершие двуногие. На одном еще болталась железная цепь. В этот раз ни с кем не придется драться за пищу. Ее следовало только принять.

– Идем, – подтолкнула она Моолкина. Сессурия уже разомкнул свои кольца и проворно поплыл кормиться. Шривер ласково потянула с собой Моолкина вверх, чтобы вместе принять милость подателя…


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВЕСНА

ГЛАВА 1

БЕЗУМНЫЙ КОРАБЛЬ

Свежий бриз, овевавший его грудь и лицо, был кусаче-холодным, и все же этот ветер нес с собой что-то, явственно намекавшее: скоро придет весна. В воздухе пахло йодистой морской солью – отлив обнажил заросли морской капусты у берега. Крупный песок под килем был еще влажен после вчерашнего ливня. Янтарь развела костерок, и дым щекотал ноздри. Носовое изваяние отвело в сторону слепое лицо. Потом подняло руку и почесало нос.

– Дивный вечер, не правда ли? – обратилась к нему Янтарь. Говорила она так, словно продолжала только что прерванный разговор. – Небо совсем очистилось. Кое-где еще видны облачка, но луна светит вовсю, да и звезды высыпали. Я набрала мидий и завернула их в водоросли… Когда костер прогорит, я испеку их в углях.

Женщина умолкла, явно ожидая ответа.

Совершенный промолчал.

– Может, отведаешь, когда они будут готовы? Я знаю, ты не нуждаешься в пище, но хотя бы ради нового ощущения?

Он зевнул. Потянулся. И скрестил руки на груди. Кое в чем Янтарь не могла с ним равняться. Тридцать лет, что он провел вытащенным на берег, научили его истинному терпению. Он знал, что переупрямит ее. «Интересно, чем у нас сегодня кончится? Она опечалится или рассердится?…»

3