Безумный корабль - Страница 327

327

Драконица молчала. Малта тоже молчала, замерев в ожидании. Она так замерзла! Она уже не просто дрожала – все ее тело ходило ходуном, голова дергалась, спину пронизывала боль, а ноги готовы были отняться. Она настолько перестала их чувствовать, что даже не была толком уверена, в луже стоит или на сухом месте. «Вот, значит, как. Я забралась в город. Я отыскала драконицу. И все равно я, по-видимому, проиграю…» Ей никого не удастся спасти: ни отца, ни человека, отказавшегося от этого города ради нее. Такова ее судьба, судьба беспомощной женщины, не способной в этом мире ни на какие деяния… Она отняла руки от бревна и отвернулась прочь. И, нащупывая дорогу, двинулась вроде бы туда, откуда пришла. Оставалось надеяться, что она выбрала верное направление…

Тишину вдруг разорвал голос драконицы:

Тинталья! Мое имя – Тинталья!

Малта замерла на месте, не в силах поверить…

– Дальше! – потребовала она.

И, если ты освободишь меня, я обещаю, что оставлю в покое Рэйна Хупруса и спасу твоего отца, Кайла Хэвена.

Малта вздохнула полной грудью. Вытянула перед собой руки и, смело ступая, вернулась к бревну. Когда ее ладони легли на твердое дерево, она склонила голову и проговорила:

– Расскажи, как освободить тебя.

Драконица заговорила тотчас же, быстро, нетерпеливо:

В южной стене есть громадная дверь… Старшие создавали произведения искусства в этом чертоге. Они ваяли из камня памяти живые скульптуры моих родичей. Старцы работали над ними здесь, куда не достигали ни ветер, ни дождь… Потом они умирали, и их жизни ненадолго вселялись в эти скульптуры. Тогда двери распахивались, скульптуры выходили на солнечный свет и взлетали над городом. Их мнимая жизнь длилась недолго, она вскоре угасала – и с нею воспоминания. Этими статуями наполнено целое кладбище там, в горах. Для Старших это был вид искусства. Нас же забавляли наши каменные подобия, поэтому мы их терпели…

– Для меня все это мало что значит, – сказала Малта. Ноги у нее от холода грозили уже отняться до самых колен. И она бесконечно устала от разговоров. Надо уже сделать то, что должно быть сделано, и покончить с этим…

В стене есть плиты, скрывающие рычаги и ручки, отпирающие громадную дверь. Найди их и используй. Когда завтрашний рассвет коснется моей колыбели – я буду свободна!

Малта нахмурилась.

– Но если это так просто, – сказала она, – почему Рэйн тебя не освободил?

Он хотел. Но боялся. Самцы!… Какие они все-таки робкие!… Только и способны думать, что о размножении и еде. Но мы с тобой, две юные королевы, мы-то знаем, сколько иных возможностей есть в этом мире! Самкам следует быть безжалостными, дабы ограждать потомство и продолжать свой род… Мы рискуем и побеждаем, пока самцы трепещут по темным углам и со страхом ждут смерти. Но мы с тобой знаем: единственное, чего стоит бояться, – это смерти своего племени…

Странно отдались в душе Малты эти слова… «Почти правда», – сказала она себе. Вот бы еще вычленить ту часть, что не была правдой.

– Где плиты с рычажками? – устало спросила она. – Давай я найду их и нажму что нужно.

Я не знаю, где они, – созналась драконица. – Я никогда не была в этом чертоге. То, что мне известно, пришло из жизней других. Тебе придется искать…

– Как?

Ты должна узнать от тех, кто сам знал. Подойди сюда и сними все заслоны, Малта Вестрит. Я открою тебе память города, и ты узнаешь все…

– Память города?…-переспросила Малта в недоумении.

Такова была их причуда – укрыть свою память в каменных костях этого города. Ты и подобные тебе иногда прикасаетесь к ней, но не можете вызывать ее по своему произволу. Я помогу тебе, только позволь…

Вот когда Малта наконец поняла все. Все встало на место. И в частности, ее роль в их договоре. Что ж… Она глубоко вздохнула. Прижалась к дереву ладонями, плечами, лбом, грудью, щекой. Сделала еще вдох, как будто собиралась нырять… Она твердо запретила себе и противиться, и бояться. Во рту пересохло, но она выговорила:

– Так утопи же меня в воспоминаниях!…

Драконице не понадобилось повторять…

Чертог кругом нее внезапно наполнился жизнью. Не было больше Малты Вестрит: она исчезла, истаяла, как привидение. Сотня других жизней процвела на ее месте. Рослые люди с лиловыми иди медными глазами и кожей медового цвета наполнили комнату. Они танцевали, разговаривали и пили вино, а сквозь непередаваемо ясный хрусталь купола с небес заглядывали звезды. Потом в единое мгновение ока настало время рассвета. Разлился ранний утренний свет и заиграл на цветах и листьях удивительных растений, стоявших на полу в своих кадках. В одном углу журчал фонтан; по маленьким терраскам сбегала вода, в ней резвились рыбешки. Потом сделался полдень: двери стояли распахнутыми, впуская внутрь ветерок. И вот опять настал вечер, и люди Старшей расы снова собрались на беседу и танцы под музыку. Еще миг – и вернулся солнечный свет. Вот открылась дверь, и в чертог на катках втащили огромный кусок черного с серебряными прожилками камня. Дни понеслись один за другим, опадая, словно лепестки с яблоневого цветка… Кругом камня с резцами и молоточками трудилось несколько стариков. В камне постепенно проявлялся дракон. Один за другим старики прислонялись к нему и как бы истаивали, впитывались в него. И вот опять распахнулись двери. Дракон зашевелился… и пошел вперед, провожаемый слезами и радостными напутствиями. Он взвился и улетел прочь, а люди остались танцевать, пить вино и беседовать. Потом приволокли новый камень. Замелькали ночи и дни, словно черные и белые бусины, спадающие с разорванной нитки. Время плескалось и неслось мимо Малты. Она всматривалась и ждала… а потом перестала всматриваться и ждать. Воспоминания заполняли чертог потоками густого, тягучего меда. Она пропитывалась ими, вбирала их и понимала все –гораздо больше, чем мог вместить разум. Здесь было истинное хранилище воспоминаний, ибо Старшие находили удовольствие в том, чтобы приникать к воспоминаниям друг дружки. «Но не таким же образом!…-жаловалась Малта в пустоту. – Не таким страшным потоком… во всех мельчайших деталях увиденного и пережитого! Это слишком много… слишком много… Я же не Старшая, не дракон! Я не была рождена для того, чтобы столько вмещать! Я не могу!»

327