Альтия смотрела, как он уходил… Нет, она не пошла провожать его до двери, это сделала ее мать. Альтия же помчалась в заросшую пылью комнатку горничной, находившуюся на верхнем этаже дома. Она не стала зажигать света и даже не подошла близко к окну, чтобы, случись Брэшену оглянуться, он ни в коем случае ее не заметил…
Лунный свет обесцветил его яркий наряд. Он уходил медленно, не оглядываясь, шагая враскачку, словно под ногами у него была не ровная подъездная дорожка, а кренящаяся палуба корабля…
Какое счастье, что она вошла тогда в гостиную не просто так, а таща с собой Малту!… Благодаря этому никто не придал значения ее вспыхнувшим щекам и участившемуся дыханию. Наверное, даже сам Брэшен так и не догадался о мгновенной панике, охватившей ее. А у нее, по совести говоря, чуть сердце не остановилось, когда она заметила потрясенные лица Кефрии и мамы. Она даже успела решить, что Брэшен во всем сознался им и предложил искупить позор Альтии, женившись на ней. Вот это была бы катастрофа!… Даже сквозь ужас обрушившихся на нее вестей о «Проказнице» она испытала тайное облегчение, убедившись, что ей не придется прилюдно сознаваться в содеянном…
Да. В содеянном. То, что «случилось», произошло не в силу обстоятельств, а по ее собственной воле. Слова Янтарь заставили ее серьезно задуматься, и постепенно она признала их правоту. И теперь ей было почти стыдно за то, что все это время она пряталась от себя самой за глупыми отговорками. То, что они с Брэшеном сделали, они сделали вместе. И нечего переть против правды, если она хотела сохранить уважение к себе как к женщине. Как к взрослой личности. «Я придумывала отговорки, правдиво созналась она себе самой, – потому что не хотела признавать за собой столь безответственное поведение. Ведь если бы он уложил меня в постель силой или обманом, это очень здорово объясняло бы непрестанную боль, которая с тех пор во мне поселилась. Потому-то я и пыталась казаться себе обиженной женщиной… поруганной невинностью… соблазненной и брошенной бессовестным моряком. А на деле только возводила на нас обоих напраслину. Оскорбительную напраслину!»
Сегодня она так и не отважилась встретиться с ним глазами. Равно как и оторвать от него взгляда. Как же она, оказывается, скучала по этому человеку!… Видно, годы товарищества в одной команде все же перевешивали то малоприятное расставание. Весь вечер, пока шли разговоры, она то и дело украдкой поглядывала на него… и не могла наглядеться. Прямо-таки утоляла застарелую жажду. И, как ни ранили ее сердце принесенные им известия, помимо собственной воли она наслаждалась блеском его темных глаз и движением крепких плеч под нарядной рубашкой. Циндиновый ожог в углу рта не укрылся от ее взгляда. Этот паршивец так и не отказался от привычки к зелью. А уж его пиратский костюм… Неужели он вправду сделался пиратом? Какое болезненное разочарование… И тем не менее такой наряд шел ему гораздо больше, чем сумрачный деловой костюм удачнинского торговца.
В общем, куда ни ткни – сплошные недостатки у парня. И все равно от одного вида Брэшена ее сердце сразу заколотилось вдвое быстрей.
– Брэшен… – безнадежно проговорила она в темноту. И покачала ему вслед головой. «Сожаление, – сказала она себе. – Я сожалею. О многом. Вот и все…» Она сожалела о той любовной встрече, так бесповоротно разрушившей их спокойную дружбу. Сожалела, что совершила такой неподобающий поступок… да еще с таким неподобающим мужчиной. Как и о том, что он все-таки сдался и не стал тем человеком, каким мечтал видеть его ее отец. Брэшен сделал неправильный выбор. Наверное, у него оказалась слишком слабая воля.
Сожаление… Вот и все, что она чувствовала.
Но что все-таки привело его обратно в Удачный?… Пожалуй, потащился бы он в такую даль затем только, чтобы поведать им о пленении «Проказницы»… Стоило Альтии подумать о корабле, и сердце заново облилось кровью. Судьбе как будто было недостаточно отнять у нее судно и подарить его Кайлу. Хуже того – теперь «Проказница» была в руках у пиратского капитана, весьма способного на убийство. И это неизбежно отзовется на корабле. Неизбежно! Если Альтия вообще сумеет когда-нибудь заполучить «Проказницу» обратно, она, верно, мало чем будет напоминать тот веселый и шаловливый кораблик, что отчаливал из Удачного всего год назад…
– И сама я уже не такова, какой была тогда, – вновь произнесла она вслух, обращаясь к ночной темноте. – И он тоже…
И провожала Брэшена взглядом, пока его силуэт окончательно не растворился во мраке.
К тому времени, когда Малте удалось-таки выбраться из дому, полночь успела уже миновать. Ее семья ужинала прямо на кухне, подобно служанкам, соорудив поздний ужин из того, что нашлось. Брэшен сидел за столом вместе с ними. Когда же вернулась Рэйч, проведшая весь день в городе, они снова перебрались в гостиную и продолжили разговор. В нем участвовал – к немалому негодованию Малты – даже Сельдей. Он только и делал, что задавал глупые вопросы. Это еще можно было бы перенести, если бы старшие не пускались в объяснения на доступном ему языке да еще через слово повторяя, что он не должен бояться. В конце концов, он так и заснул, привалившись к камину.
Брэшен предложил отнести его в кроватку, и мать, надо же, приняла его предложение, вместо того чтобы растолкать маленького надоеду…
Малта плотнее закуталась в плащ. Стояла ясная летняя ночь, но темный плащ, во-первых, не бросался в глаза, а во-вторых, хорошо защищал от росы. У нее и так уже насквозь промокли и домашние тапочки, и край подола. И вообще снаружи ночью оказалось гораздо темнее, чем она предполагала. Пришлось идти, ориентируясь по вымощенной белым камнем тропинке, что вела к дубу. Хорошо еще, луна давала немного света, отражаясь в стеклах балкона… В некоторых местах тропинка совсем заросла травой. К подошвам тапочек липли раскисшие листья, оставшиеся неубранными с осени. Малта старалась не думать о слизнях и червях, которых, должно быть, давила на каждом шагу…